Несколько секунд Видок не знает, как поступить. И, в конце концов, решает остаться коленопреклоненным. Он слегка опускает голову. Воплощенное смирение.
— Я не стану называть вас «ваше величество», — говорит он. — Пока. Но если все пойдет хорошо, надеюсь, вы вспомните своего покорного слугу и мою верность вам.
После этого он поднимает голову. Смирение как ветром сдуло.
— Между нами больше общего, чем вы думаете, месье Шарль. Я тоже был узником. Меня пытались уничтожить, так же как и вас. Только не получилось. И не получится.
Как описать последующие мгновения? С величайшей тщательностью и осторожностью он накрывает Шарля одеялом, подтыкает его со всех сторон, так что в конце торчит лишь голова с поблескивающими от пота волосами. Никогда прежде я не замечал в Видоке такой нежности — или расчетливости.
— Завтра утром, — заявляет он, — свяжусь с Министерством юстиции. И да поможет нам Бог.
Видок держит слово. Не прошло и двадцати четырех часов, как он договорился об аудиенции у герцогини Ангулемской. Еще день — и было назначено точное время.
— Во вторник днем, — объявляет он. — В час дня. В особняке маркиза де Монфора.
— Кто это?
— Вы уже встречались с ним, Эктор. В усыпальнице Сен-Дени. Он грозил лишить вас жизни.
Я сразу вспоминаю: голос государства. «Одно движение, и тебе конец».
— Маркиз — закадычный друг министра юстиции, — добавляет Видок. — И яростный защитник герцогини. И чтобы вам было не так страшно, заклятый враг графа д'Артуа. О, не думайте, что я забыл вашу теорию заговора. А теперь надо найти нашему юному другу одежду поприличней. Ничего бросающегося в глаза, ему не следует выглядеть самонадеянным. Но и на деревенщину он тоже не должен походить. И может, вы пострижете ему ногти? И ради всего святого, Эктор, проследите, чтобы он принял ванну.
Средства на покупку Шарлю нового костюма, лакированных туфель и лайковых перчаток выделяет префектура. Что касается меня… что ж, со мной поступают гораздо проще: срочно подгоняют под мою фигуру один из костюмов Видока. Однако лишенная возможности облегать внушительные формы первоначального владельца, ткань протестует, обвисая в самых неподходящих местах. Я все время об этом помню — и тогда, когда экипаж останавливается в porte cochère особняка де Монфор, и тем более тогда, когда слуга в сизой ливрее проводит нас во внутреннее помещение, увешанное шпалерами из мануфактур Гобелен и Бове. Кресло, обитое узорной тканью, бархатное канапе. Роскошные портьеры, подвернутые и сложенные внизу с элегантностью, наводящей на мысль о женском платье. Каминный экран из девяти панелей с изысканными сценами сражения.
— Это музей? — интересуется Шарль.
— Можно и так сказать, — хмыкает Видок.
В это мгновение появляется сам хранитель музея, в свежем белом жилете и с двумя бриллиантовыми булавками в жабо. Если маркиз и узнает Видока, припомнив обстоятельства встречи, то не подает вида — ничем, кроме высокомерия, борющегося с чувством долга.
— Прежде чем мы приступим, месье, — произносит маркиз, — прошу вас переговорить со мной наедине.
— Вы можете смело говорить в присутствии этих джентльменов, — отвечает Видок. — Их вопрос касается так же, как и меня.
Никаких признаков, что он узнает и нас. Или желает узнавать.
— Если бы решение зависело от меня, — бесстрастным тоном замечает он, — ни один из вас здесь бы сейчас не стоял. То, что я открыл для вас двери своего дома, является с моей стороны личной услугой министру. Я бы попросил вас об этом не забывать.
— Мы учтем, месье маркиз. В свою очередь осмелюсь напомнить, что ради того, чтобы помешать этой встрече, было убито три человека. Разве их гибель не оправдывает некоторых затрат времени с вашей стороны? И со стороны герцогини?
Как и в усыпальнице, маркиз выдвигает правую ногу, отчего сразу делается похож на дуэлянта. Однако в его голосе чувствуется уступка, едва заметная.
— Месье Видок, — начинает он, — вам следует понять. Я знаю герцогиню с тех пор, когда она была маленькой девочкой. Она столько страдала, что хватит на три жизни. Все, чего я желаю, это избавить ее от лишних слез.
— Надеюсь, что доставлю ей лишь радость, месье.
В карих глазах маркиза вспыхивает искра.
— Пятнадцать минут, — говорит он. — Не больше. И герцогиня оставляет за собой право в любой момент прервать беседу. Так же как и я.
— Договорились, — заключает Видок.
Его облик — воплощенная уверенность в себе. Я был бы счастлив, будь у меня хоть десятая ее доля, но куда уж мне! Я не могу представить себе сколько-нибудь удачное завершение этого предприятия. Вот маркиз, смуглый и непоколебимый. Вот Шарль, уже гоняет что-то ногами (теннисный мячик! Откуда он его взял?). А через минуту, подобная снежной буре, в гостиную врывается она: герцогиня Ангулемская.
Племянница нынешнего короля, невестка графа д'Артуа. Сейчас герцогиня предстает в более законченном образе, нежели тогда, в Сен-Дени, но в то же время она словно бы стала меньше и раздраженнее. Белый кашемир и алый бархат не для нее. Нет, ее удел — корсет и черный креп, и во всем облике герцогини читается: «Каким образом вы намерены испортить мне жизнь?»
— Добрый день, мадам. Я старший инспектор Видок из бригады безопасности.
— Мне о вас докладывали.
Ее голос так же холоден, как и протянутая Видоку рука.